Тонкая струйка ароматного чая, пролетая мимо моего носа летела куда-то в конец комнаты. Туда где в дверном проеме между дверью и косяком были щели и чуть уловимый сквозняк подхватывал все запахи и разносил их по комнате. Сегодня ночью я чуть было не заснул как нормальный человек около полуночи. Но разговор с Леной неизменно (неизменно, потому что это происходит уже каждый день на протяжении месяца) вселил в мою душу нечто. Это нечто мне и не давало спокойно и безропотно нажать клавишу «отбой» на мобильнике, и повернувшись на правый бочок, ленно предаться плену сна. Заметьте, кстати, какое созвучие слова плен и ее имени… Может не спроста? В моей кружке с чаем плавали три одноразовые пакетика. Один из них уже бывалый пакетик, он барахтается в кружке уже с середины сегодняшнего дня. Второй чуть менее опытный, но все же и он не новичок моих чаепитий. Третий был совсем молод и заваривался не более второго раза.
Бывалый пакетик, наверное предводитель в этой маленькой банде. Он наверняка гордится своим статусом и положением, остальные ведь уважают его опыт, но все же не упускают момент подшутить над его уже сильно коричневой ниточкой и слабыми чайными качествами. Он как старый вояка, прошедший сотни верст, видавший виды и знающий много всякой всячины связанной с премудростями ведения боя, но его тело уже слишком старо и былой удали давно как нет. Все уважают его, прислушиваются к советам и, конечно же, шутят над его неловкой походкой, выражением лица с которым он смотрит на оставляемые позади отрядом луга и холмы. Ночами ему снится, что он обычный крестьянин, что у него трое детей и жена ворчунья. Что его руки испачканы землей и худобой, а не кровью и порохом. Его сны дают ему надежду, что когда-нибудь, он все-таки решится и останется в какой-нибудь деревушке, найдет себе там приют и проведет остаток дней нюхая влажную земля весной, скошенную траву летом и пирожки с картошкой зимой… Что он будет отчаянно трудиться, лишь бы стереть со своих рук те доблестные подвиги, что совершил сражаясь, за якобы «великую» идею.
Средний пакетик похож на солдата средних лет. Его душа еще не до конца захвачена. Там еще есть укромные уголки, чистые и не тронутые. Именно они заставляют его ночами бросаться в село, на поиски той, единственной и неповторимой, той которая будет всегда в его сердце и никогда не уйдет из него. Но не найдя ее, ту самую. Он в отчаянии приглушает свою душу спиртом и остается с той «что не против», обещая ей любовь до гроба, но в сладких для нее словах, есть горький яд который оседает в его душе. И чем больше таких простушек он оставляет жить надеясь, что он вернется, тем чернее становится его душа и ненавистнее ему самому. И чтоб хоть как-то отвлечься он пьет спирт и еще ожесточеннее устраивает месиво на полях сражений. И больше всего он боится прийти к тому, чтобы стать тем старым пакетиком выжатым и дряхлым. И чем больше он этого боится тем быстрее начинает бежать к этому, тем беспощаднее становятся его сражения, тем больше спирта пьет, тем меньше спит.
А младший смотрит на это все и глупыми глазами видит отважного героя, который пьет как мерен, который бьет врага не зная пощады, который соблазняет девушек. Которому ни по чем рубить врагов и оставлять простушек ждать его. Ждать так долго сколько те могут прожить. Пройдет три года и она поняв, что молодость уходит выйдет за Ваню, чья семья перебралась на хутор, потому что там свободнее дышится. Вы представляете уйти подальше от села, чтобы просторнее дышалось. Каким все же чувствительным становится человек в общении с природой когда он был рожден на жесткой кадушке, когда роды принимала полуслепая старуха, она же большим корявым ножом резала пуповину. И тем отрезом отделяла от матери ребенка но соединяла его с природой, с воздухом и водой, травой и огнем, что теплился в печурке, потрескивая той ночью.
На старика юнец смотрит сквозь пальцы. Иногда проходя мимо дает себе обещания, что никогда и ни за что не станет таким беспомощным развалюхой-мечтателем.
Но как ни странно ему не хватает ума, поднять свои глаза и проследить ту тропку по корой ведет его жизнь. И что финиш его, если он тотчас не свернет, будет не лучше и не хуже. Такой же старый, никчемный, с кучей грехов за душой и вечным холодом одиночества. Который звездными осенними ночами будет мучить его похлеще солдатского ревматизма пожирающего своей болью все сознание…
Мой чай уже остыл, а это значит, что очередная битва, для моих пакетиков-солдат окончена. Они уйдут на покой в мусорное ведро и душу их ни что не будит мучить поскольку оной у них просто нет.
Хотя, кто знает… |
