Давно я не наедался досыта. Но не потому, что часто недоедаю, даже скорей наоборот. Просто в этот раз еда была особенной. Особенной и в то же время самой обычной для этого времени и места. Добавить нечего: хлеб с картошкой,
да, варёной в мундирах, картошкой.
Картошка была выкопана не где-то и не кем-то, а мною пол-часа назад. Ради чего я, собственно, и оказался на даче. Затея с картошкой принадлежала отцу. Она не была оправдана экономически, хотя так было не всегда. Лет 15 назад дача была на самом деле нужна. Сейчас же проще и удобнее купить картошку в магазине, чем посадить, прополоть, окучить и выкопать в получасе езды от города. Впрочем, посажено было немного. Наверное поэтому было приятно вынимать клубни из сырой чёрной земли. Процесс если и не захватывал, то отвлекал от привычных мыслей. Можно сказать было в общих чертах ясно, кто я, где я и чем занят сейчас. В какой-то момент мне даже начало припоминаться из Омара Хаяма что-то про бережное
отношение к земле и про красавицу, по которой ты, может быть, ступаешь сейчас. Но с лирикой явно не складывалось изза обычного голода. А поскольку картошка была выкопана, вопрос о меню не стоял. Только чтобы сварить её пришлось сначала развести огонь. Дрова были сыроваты и занялись не сразу, но скоро печка загудела, и начала согревать. Вода закипала непривычно долго. Но вскоре на столе была парящая тарелка с картошкой. Нет, не летающая, а именно парящая.
Хлеб был куплен в поселке, через который шла дорога к даче. Обычный на вид, необъяснимым образом он давал понять, что он настоящий, что он не продукт, купленный в таком-то супермаркете по такой-то цене, а именно хлеб. Выпечен он был в деревне неподалёку - об этом говорило название, казалось бы, стихийно сложивщийся бренд безо всякой рекламы был известен всей округе. Но хлеб пахнет вовсе не брендом. У него бывают разные запахи. Часто хлеб пахнет металлом, машиной, технологией. Иной пахнет рабочим буднем, и вовсе не потому, что это отражает лично ваш день, нет. Он пахнет так потому, что его запах вдыхают лишь те кто погружён в эти самые будни, он испечен в этих буднях, в них же обычно исчезает. Однако, на этот раз мне повезло. Хлеб хранил в себе по-хорошему много разного. Уже увидев его, я захотел сказать спасибо. Кому и за что? Не знаю точно. Возможно, тому, кто вырастил хлеб как зерна, вырастил, думая о хлебе, несмотря на сопутствующие трудности, тому кто смолол его в муку недостаточно тщательно, вопреки ГОСТам, так, что хлеб сохранил частичку памяти(звучит странно, но он будто помнил, как он рос), или той, что каждое утро ходит в пекарню привычной дорожкой, мимо заборов, укрывающих соседские огороды, по мостику через тихую речушку, мимо небольшой церквушки и не не начинает печь хлеб без молитвы. А может быть тому, кто, разгружая машину с хлебом, думал о том хорошем, о чем может думать каждый и всегда, или той милой девушке, которой, стоя за прилавком, не надо делать ничего особенного, чтобы быть милой. Но так ли важно, кто именно однажды хмурым сентябрьским утром, находясь между сном и началом своего дня в последний момент, увидит кусочек радуги, в которой, наверное, будет много жёлтого, зелёного и, возможно, синего. Невероятно короткий целый миг радуги...
Увидит, вскоре проснётся, сядет на кровати и потянувшись улыбнётся, верно, пытаясь припомнить свой сон, встанет с кровати с верной ноги, не глядя попадёт этой ногой в тапок и начнёт свой новый день... |
