Да! Дядя Ваня, это так!
И жизнь прошла,
Нет, не случайно…
Была любовь, была и тайна,
И даже наперекосяк.
Бывали дни, рассветы, будни,
Работа, деньги, суета,
Семья, хозяйство и беда…
И, наконец, в окно из кухни
Светила яркая звезда.
Ты не печаль себя тревогой,
У всех путей один итог!
И мне придется скоро Богу
Отдать и тело и порок!
Зато ты видел в этом мире:
Людей, дорог и городов,
Жил «по-московскому» в квартире
И даже пас своих коров.
Изъездил Родину святую
И вдоль ее и поперек,
Месил и мерил напрямую
Фартовый, промысловый сок.
А, помнишь, ночью однобокой
Луна сползла на водопой.
И мы стояли у порога,
И говорили – я с тобой:
О молоке и об отчизне
Под лай гуляющих собак,
Ты улыбался и при жизни,
Смеялся как шальной дурак.
Седой, почти оброс щетиной,
Плясал язык наискосок,
И добродушно над скотиной
Ты приговаривал, как мог:
Давай домой, засранка, слышишь?
Куда податься, ночь близка!
И не мычи, а ну, потише!
Закуту щупает рука.
Слепой телухе, курам на смех
Ты, прогоняя со двора,
Твердил о корме и о яслях,
Стояла знойная пора!
Я приезжал июлем летним,
Промозглым павшим октябрем,
А ты всегда делился сплетней
И бесшабашностью о Нем…
Ух, разбежаться бы на праздник,
Не промахнуться – поплясать!
И, выпивая штоф на пасху,
По 100 за встречу наливать!
До дна стаканы! Но, не боле!
Не пить на русской то, земле?
Тогда не помнить хлеба, соли
И то, что стынет на столе!
А люди есть - душа огромна,
Поширше озера и нет,
И нет нигде, как здесь солома,
Пропахнет запахом котлет.
Ох, доля, долюшка – кручина,
Одолевает нас порой
И в одиночестве мужчины
Уходят в роковой запой.
Да вроде бы – все как обычно…
Да только боль в сухой груди
Харкает душу неприлично
И шепчет тихо – уходи.
Быть может, свидимся с тобой
На том краю, где нет предлога,
Чтобы зайти да погостить,
Где напрямик одна дорога,
Где разумеют, словом – Жить!
Я подойду, спроста, без просьбы,
Пожму ладонь твоей руки
И только старенькие сосны
Не скроют ветер у реки.
То это мы с тобою бродим
По необузданной земле,
К терраске вечером подходим
Подобно розовой заре…
Трясем мясистые наливы,
Сидим на крупных лопухах,
У бузины и у крапивы
Чудим в невидимых чулках…
А шум полей и песня птичья?
Ее бы слышать голоса!
Вот поутру возникнет нынче
Иная песня за глаза…
Но ты ее уже не вспомнишь
И на рассвете не придешь,
И никого не остановишь,
И никуда не повернешь…
Прости за прежние обиды,
Я помню твой хрипатый бас,
Свинья не выдаст – бес продаст!
Я не забыл и не забыто,
Что ты мне вторил в прошлый раз:
О той земле российской грязи,
Непроходимости дорог,
О черством духе сытой мрази,
О том, как зреет колосок.
И про восток я помню тоже,
И про твои места из мест,
Где пахнут запахом похожим:
Малина, ясень или лес.
Ну что теперь подарит осень
Косым дождем над мокрым пнем?
И вряд ли кто о лете спросит:
Зачем мы все вот так живем?
Ни кстати этих слез мне видеть,
Ни кстати ныть на пустоте,
Пусть лучше те, кто смог обидеть,
И те, кто помнят, и не те,
Задумав горевать о теле,
Помянут душу и поймут:
Какая правда в самом деле?
Что жизнь… она… и там! и тут!
Ступай туда, где тянет мятой,
Где лижет небо урожай,
Где лето зеленью примято,
Где нет: ни здравствуй, ни прощай!
Где леший в чаще жжет чернику,
Пугает молодость листвы,
Где нет ни окрика, ни крика,
Где будем вечно ждать весны:
Из детства юного, босого,
Из непокорства добрых игр…
Как будто проживая снова,
Ты открываешь этот мир. |
