Жалко.
Как заточеное лезвие падёт покрывалом, занавесом железным, ночь. Опять бессонная, опять жгучая, опять чёрная. Только гудит трансформатор на улице... Или это голова моя гудит? Помню я, чего не должен помнить. Словно тысячу жизней прожил. За N лет. За глупой кусок пустой жизни. Может быть я не мог это помнить. Столько ощущений. Столько слов. Столько мыслей. Нельзя и уместить всего на бумаге, не успеваешь колдовать ты над её чистым листом. Не твоё это, не нужно оно тебе, но пишешь. Как наркотик творчество моё, затягивает, в бездну, до грани, за грань!
Ах, если бы вы знали как Там растёт трава, какая она зелёная, там бегают звери непременно радостные и счастливые. И яблоки не растут. И людей там нет. И смеётся солнце жёлтое там, улыбкою своей.
У нас ночь. Холод окутывает мой маленький город. Город старый, сгорбившийся своими домиками, кое-где покосившимися, старичком, на погост он идёт своих проведать. Леса и поля кругом – пустыня снежная, белая, так и манит она к себе, зовёт затеряться в глубине своей. Одинокий фонарь светит на улице моей за окном.
Нет билета, без билета не пустим Туда, - пожилой вахтёр, по-совместительству Архангел, говорит мне, - так Сам велел.
Но как же, мне же можно всегда было, я же его потерял!
Прийдётся греть руки и ноги в неистовом танце жизни, стучать зубами и ждать весны, что де когда-нибудь явится. Непременно.
Ходят мимо подвыпившие демоны в куртках чёрных, в лицах серых, в масках приветливых. Продал все свои картины одинокий художник, купил себе преданность, купил себе достаток, любовь же на душу выменял. Умер. Сам, по-воле своей.
Музыкант спился. Давно и неправда.
Не затушить мне огня в груди своей, в глазах своих угли серые не залить водой холодной.
Падает снег этой чёрной грязной ночью на землю. Белый-белый. Будет спасение. Будет. Будет.
А потом было утро. Я проснулся на пороге Того места, ворота были закрыты и я ушёл в ночлежку со скромным названием «Обыденность», как всегда.
Должность Жизнедеятель она не высоко оплачиваемая, но достаток есть всегда, если хочешь работать.
Вот и форму выдают – хочешь грустная маска, хочешь радостная, - всё для тебя. Арбайтен, швайн. Рай ещё далеко, надменные не пустят в него. Не твой он. Он для Иудиново семени.
Штурмен, штурмен, - звонко будет петь команда в моём сне. Немец взял автомат у Русского. Бельгиец заряжал пулемёт. Англичанин смотрел, как горит в пожаре Иерусалим.
Содомом меньше, - думал итальянец. Огонь завораживал всех. И только поляк не смотрел на пожарище – борщ, сытный и вкусный, требует внимания. Как и все, как и всё.
Вот бы туда. А я в рай прошусь. Там же поэтов продажные души, звуки им интересны. Вот они звуки: Рррокот машины, треск пулемёта, скрипка. И конечно орган. Вот они звуки. А мечты. Мечты это на диванчике, с книжечкой, скажем Стругацких или каких ещё – ацких. Эх!
Опять бессоная, жгучая, кончилась, ну и пусть!
Пусть катится ко всем чертям кусочечками по закоулочкам. Не жалко.
Жалко...
15-16.01.09 |