а это - длинношеий стиш,
хотя в прыжке – чуть больше метра.
ты неуслышимое – слышь,
как шёпот трав и шквалы ветра.
мне безголосость по нутру,
мы на волнах низкочастотных
толкаем солнце поутру
сквозь дыр озоновых пустоты.
здесь свет чюрлёниса залил
наив махровый пиросмани…
я там, где прорисован нил,
где к богу тянется танзания.
как адаптивность высока!
погиб и толстокожий мамонт,
и птеродактиль сквозь века
остался только звукорядом.
короной хрупкою несу
свои беспомощные рожки
и пью приречную росу,
иксом выкручивая ножки.
акаций белопенный плен
милее красных тряпок мяса.
могло б быть море до колен,
а страшно в воду погружаться.
наверно, вырвав из воды,
земля с тех пор мне стала мягче…
и сердце-колокол гудит,
пульсируя, как водокачка,
и так ненужно быть другой,
и так некстати нагибаться,
цеплять за звезды головой,
и снова с небом объясняться.
мне шея только лишь затем,
чтоб знал ты, где пристроить руки,
чтоб, оторвавшись от проблем,
мы вняли запахам и звукам…
расставишь шахматы на мне,
я клетчата, как поле битвы.
жираф большой – ему видней,
а мелкого – ему не видно. |
