Прелые листья, мокрые рельсы, лезвия луж…
Быть ли хорошим, чистить ли зубы перед концом
Мира? На шпалы брошен остывший сломанный луч.
Клемные пальцы, тамбурный панцырь. Сходим, кацо,
В черное взлесье. Я не зациклен, но окольцован,
Откалиброван, обезбилечен, тронут пером,
Конспиративен, будто гастроль советского цирка…
..Запах люцерны, ржавой цистерны, хлорки и цинка,
Дымный перрон.
Взять за основу ставку с надбавкой, вычесть процент.
Выше не прыгнешь. Стать ли понятным? Брать ли взаймы?
Это уже не жертва для жеста. Это – концепция
Неумирания: самодержавие, вера, мыло.
Бубен чумы, кацо, рокочет в пёсьем депо.
Скрежет рессор, птичье камланье, изморозь, бром.
Самовнушение, ржака, ебля, работа, спорт…
И что-то еще, и это – не я, бро.
Нескоро, уже почти никогда… Почти
Не помню, о чем только что толковал, зачем
Слонялся по сонным плацкартам, куда вообще
Тебя, меня, кого-то еще тащил
Поезд (правда ли поезд? Поди разбери,
Не чашка ли, не линейка ли, не оттенок
Аквамарина)… Меж ребер леса торчит степь,
И я торчу – растерянное, растерзанное
Растение. Скоро. Почти ничего. Внутри. |
