Я листаю тебя по странице назад
до начала, до самого края;
это делать нельзя. Это делать нельзя!
Я от этого - умираю.
Мне так больно вдыхать запах этих страниц,
что отравлены йодом и мускусом,
я там вижу слои - тощих рук, толщу лиц,
и копье с губкой вечного уксуса.
Человечность - не в счет. Я насильник себя.
Распинаюсь, самораспятый.
Растворяюсь, в твоем пережитом скорбя,
покрываюсь забытыми пятнами.
И на шкуре моей остаются следы
ран твоих, как стигматы, жив,
жив еще - но свяжи, скрути меня ты,
эти раны мои залижи.
Боль. Слепые глаза выставил
как прожекторы в уличное эхо.
Лучше выстрели. Выстрели.
Выстрели. Выстрели.
Позвони, чтобы я приехал.
Мне вырывает коронки
холод гудков коротких,
в этой бетонной коробке
я безупречно кроткий.
Цианид не вылечит. Вывих - вылетел.
Прокаженный хожу, ни людей, ни зги.
Когда я умру, вы, игрушку из кости моей выпилите, -
солдатика без ноги.
Я жил бы на улице. Повесился на вокзале.
В час отправления поезда, за десять минут до,
я помню каждое слово, которое вы не сказали,
скованное льдом.
Смерти мне! Смерти корону мне!
Свечи вокруг! Плакальщиц! Черный!
Когда вы бы это, расплакавшись, поняли,
вы бы спали со светом - ярким
и исключительнейше включенным,
и вам никогда, никогда не бывало бы жарко.
Мы никогда не станем морем,
мы никогда не будем огнем,
все готовило тебя к этому жуткому горю
быть со смертью моей вдвоем.
...она шла в небо по легким ступеням своих сердец,
изнасилований, исследований и исступлений, -
и пришел по ее делам и грехам, наконец,
робкий демон собрать за ней листопад раскроившейся тени,
эти милые мордочки сновидений,
что похожи на бесенят,
пока демоны в слабом и легком теле
диким сном утомившись спят.
В этом мире быть счастливым сложно:
я ловлю на звезды рыб комет,
кроме боли ничего, возможно,
в конце света у меня и нет.
Червоточина - чертополох. Всполох фар
возле ночной дороги.
Так протяжно и долго звенящего фа
моей черной любви, обретающей бога.
Я не буду болеть у тебя под ребром и сбоку,
но прости, если я разорвусь у тебя внутри
словно сына невыношенного крик,
словно крюк, словно круг, как плед,
вот букет: мята, вереск и вересклед.
Ночь, ты тварь и жестокая сука, подлая,
стол твой пуст, ты проклята, дрянь бессонниц,
почему ты лаешь огромна, бескрайне облая,
ненавистной собакой, на вкус - прополис,
а завтра ты будешь и меда слаще,
так какая ты, черт подери, настоящая?
Каждый день своей жизни оттачивал уникальность:
это долгое дело и дикая, злая крайность -
не казаться, а быть единственнейшим, по крови.
А теперь мне хочется, чтобы у тебя была,
хоть единственная копия.
Почему, моя радость, во мне отражаются зеркала?
Почему я рублю топоры и режу рукой ножи?
Ты искала меня? Если ты не искала - то ты лгала,
но а если искала, то зачем я тогда жив?
Дай мне неведомых красок, дай мне заново все начать,
дай подняться на городом неба выше..
никогда, никогда, никогда, никогда, слышишь? -
никогда не давай мне не спать одному по ночам.
Все слезы эти, воздух-взвесь
ущербно-дефективны,
спасибо, бог, ты - есть, ты - есть,
ты - тиф и скарлатина.
Не прочитав и полстраницы,
я пал на меч и павши пел:
мне это только просто снится,
что я вас раньше встретить не успел. |
