Бутылка газировки отрикошетила от стены, вспенилась, готовая лопнуть в любой момент. Мальчик пинал её перед собой, пока не испугался возможных последствий.
Взрослые близко, их голоса глухо звучат на кухне. Музыка играет в зале, там же раздаются и звуки возни.
Без видимой цели, но с явным удовольствием Егор продолжает тыкать тигром-игрушкой Петру в лицо.
-Пошёл на**й! - рычит Пётр, слепо размахивая кулаками. Игрушка мягкая, но всё равно неприятно: кому понравится, если в лицо чем-то тыкают?
-Тёть Наташ! Тёть Наташ! - зовёт Пётр маму Артёма, но та на кухне и ничего не слышит.
Дети предоставлены самим себе. Никто не строгает из дерева. Никто ничего не лепит.
Гирлянды мигают глумливо и с превосходством. Новый Год прошёл, но дух разложения не думал исчезать, даже наоборот: уплотнился, стал более терпким.
Мелкий опиз*дыш Сашка дёргает Петра за штанину и вторит Егору: "Целуй его! Целуй!". Егор упрямо тыкает в лицо Петра игрушкой-тигром. Егор не может или не хочет остановиться. Смятый тигр выглядит жалко и уныло. Он тоже жертва происходящего. "...Спасиисохраниспасиисохраниспасиисохрани..." - будто шепчет он, превозмогая судорожные рыдания.
Разъярённые удары Петра Егор принимает без боли, но со странным удовлетворением.
Через много лет Егор станет открытым мазохистом. Пётр обнаружит в себе неожиданное влечение к мягким, "шерстистым" предметам. Мелкий опиз*дыш Сашка так и будет смеяться по любому поводу, что бы вокруг ни происходило, люди станут считать его юродивым и, кроме того, дурачком, а потом окажется, что он вообще нечто третье.
Ну а что, спросите вы, здесь делаю я? Здесь, среди этих пропащих, опустившихся фриков-девиантов? Как ни жаль, но вопрос это скорее риторический.
Мне семь лет. Я один из них. Они мне ровня. И всё же странно, что я не чувствую с ними никакой солидарности, хоть мы и учимся в одном классе. Сегодня, когда они так отчаянно веселятся, я неестественно задумчив и медлителен.
Песни талантливых поп-певцов топят в себе детские голоса.
На общем звуковом фоне я различаю визг Насти. Странно ли, но на дне рождения первоклассника присутствуют и девчонки. У меня никогда не было девчонки, хотя я мечтал о ней с пелёнок.
Никого из одноклассниц тут, впрочем, нет. Настя -- это сестра Артёма. Вмятая в диван, прижатая подушкой, она визжит. Когда подушка отрывается от её лица, визг заполняет всю комнату:
"Ииииииииииии!" - визжит она.
Артём избивает свою сестру подушкой.
-Пошёл на**й! - рычит Пётр, размахивая кулаками.
-Целуй его! - захлёбывается смехом опиз*дыш Сашка.
Я чудом уворачиваюсь от бутылки, та проносится перед моим лицом, отлетает от стены, исчезает под диваном. Виновник этого смотрит на меня. Смотрит и, кажется, боится последствий.
Его зовут Михаил, он трус и будущий дезертир. Настанет день, когда из-за его малодушия погибнет вся рота. Все погибнут. Страна проиграет войну. Он говно, а не человек.
Мы смотрим друг другу в глаза, и он, пугаясь моего молчания, медленно оседает на пол, начиная скулить, хныкать, умолять.
Я думаю о Насте, сестре Артёма. Бедная-бедная девочка...
[Биография Насти в двух словах]
Падая, Мишка неловко хватается за скатерть, и вся еда, вся посуда, кувшин с компотом, мороженное, хлеб -- всё падает на пол.
Все смотрят на Мишку.
С кухни прибегают взрослые. Их вид пугает Мишку ещё больше. Он начинает реветь во весь голос как самая последняя, самая отъявленная из белуг. Я подпеваю моему любимому певцу Диме Билану, втайне надеясь на похвалу.
___________________________________________________
А что же моя судьба? Какова моя судьба, спросите вы? (или: "Какова моя роль в моей собственной судьбе?") Мне не очень-то хочется об этом говорить. Честно сказать, это не слишком приятно. Собственно, я даже и не знаю, о чём можно было бы рассказать.
Вот, собственно, и всё. |
