Он стоял сгорбившись и низко наклонив голову над догорающим небольшим костром. Дым медленно, но уверенно, закручиваясь и извиваясь под легкими порывами ветра в причудливую спираль, и стелясь по земле белым шлейфом, резко поднимался вверх.
Он стоял молча. Одиноко. Одна рука слегка нервно подрагивала и шевелила пальцами, словно делая какую-то быструю работу, словно ища невидимую опору, не находила себе места. Легкий ласковій весенний ветер развевал на ветру остатки седых волос. Раз по разу пытался поправить волосы, чаще по привычке, чем по необходимости. Второй рукой он неуверенно опирался на суковатую палку, видавшую виды в жизни.
Вот он сделал неуверенный шаг назад, словно подраненная птица описав дугу, телом повернулся и тихонько ступая пошел в глубь двора. Двор некогда шумный и живущй бурной жизнью, отдавался слабым звуком случайно зацепленных мелких камешков. У него почти не было сил обходить неровности некогда асфальтированного двора. Этот двор помнит отпечатки всех людей, которыми он дорожил. Которых он любил, которых он воспитывал, которых ... . для которых .. ради которых ... и которые .... ... Где они?
Шершавой, намозоленной за долгую трудовую жизнь, свободной рукой, он ощупал все когда-то выбеленные известью стены построек. Цепким хозяйским взглядом оглядел уже расцветающие деревья и кусты и крыши сараев . Удовлетворительно хмыкнул. Пошупал руками на крепость амбарные замки. Все двери заперты. Достав с кармана пиждака связку ключей. Он еще раз акуратно обошел двор и на вбитые гвозди в стене около каждой двери быстрыми привычными жестами развесил ключи. Постоял. Вздохнул. Пошел к костру.
Не спеша подошел к костру. Костер упорно не хотел затухать. Он порырся в карманах и достал еще кипу бумаг долго вглядывался в нее слабыми слезящимися глазами. Права на вождение некогда проданного мотоцикла. Справка на владение земли, дома. Справка о здоровье. Справка 10 летней давности. Губы скривились в усмешке. Но резкий кашель перевел улыбку в судорогу на лице. Улыбка погасла и бумажки плавно кувыркаясь полетели в костер. Он вспомнил, что еще 10 лет назад мог поднять на плечи два мешка муки без усилий и чьей-то помощи.
Костер тоже, как будто вспомнив что-то встрепенулся и заиграл живыми, будто дразнясь, язычками пламени. Хлопья сажи и частичик полусгоревшей бумаги, кувыркаясь, словно прощаясь, уносилсь куда ввысь и раствоярясь в небе таяли. Ветер с этого момента их делал бездомными. Они уже не принадлежат огню. Они отданы на волю ветра жизни.
Его мысли точно также растворялись среди это безмолвной тишины. Он также молча прощался со своим, еще 5 минут назад своим, домом, который строил и обживал 70 лет, Он прошался со своими надеждами, идеями, мыслями, которые переполняли его и в тоже время растворялись в воздухе уходили прочь. Прошался он со своей частичной души, которая осталась здесь. И эта частичка уже не принадлежит ему. С этого момента он перестал принадлежать себе и отдался на волю судьбы. С этого момента для него жизнь выглядела выцветшими красками давно некрашенного обветшалого забора.
Все. Пора. Твердым, резким движением, он надел на голову картуз, писк моды 40-х годов, и направился к машине, которая любезно распахнув двери терпеливо его ожидала. Хлопок. Машина взревела и медленно, как бы нехотя, набирая скорость, вперевалку пошла по узкой дороге, уходя прочь. Дом скрылся с виду, сразу за поворотом в буйной листве под щебет птиц.
P.S.Он ехал к своим детям, все еще думая, что для них он теперь непоправимая обуза. Зря. Любите стариков. |
