2011-02-21 : Chinasky : Заполярье

- Вот, держи. Вроде хорошая. Прямо оттуда, - Маша кивнула головой в неопределённом направлении, показывая, откуда именно. - Из Заполярья знакомые оленеводы передали, - уточнил Димон. – Водник есть? - Нету. - Я сделаю, - сказал Димон и ушёл в кухню. За окном еле слышно шумели автомобили и со страшной силой орали вороны. Каркают так же гнусно, как и в Киеве на Виноградаре, подумал я, аккуратно разворачивая бумажный конвертик. Маша уселась на подоконник и весело болтала ногами, рассматривая календари на моей стене. Они пришпилены к обоям и висят здесь, наверное, уже давно. Три из них церковные. На четвёртом – бесконечное поле, усеянное подсолнухами и синее-синее небо. Такое же синее, как в августе над мысом Орджоникидзе. Я очень люблю смотреть на подсолнухи. Вечером при свете ночника жёлтые лепестки похожи на щупальца какой-нибудь морской твари. Календари я не срываю. Они меня успокаивают. Примиряют меня с пространством между полом и потолком. Свт. Феодосия Черниговского, мч. Михаила, прмц. Александры, Елецкой-Черниговской, Сицилийской, и именуемой «Взыскание погибших» икон Божией Матери, сщмч. Дмитрия и мч. Анатолия, мцц. дев Марфы, Марии, восход – 7:12, заход – 18:03, Луна полная, округлая, бледная, Венера в созвездии Рака, частичное затемнение Марса, временами парад планет. А Маша красивая. На фоне окна ей очень идут волосы цвета утренней зари. - Какой-то ты хмурый с утра, - говорит Маша, не прекращая болтать ногами. - За полтора десятка лет я совершенно разучился просыпаться один, - говорю. – Всё не с той ноги. А тут ещё ты со своими. Не холодно в чулках? - Заведи себе кошку, - хохочет Маша. – Или кота. Будете сублимировать. - Заведи лучше музацию и свари нам крепкий кофе, - кричит из кухни Димон. Я запускаю джазменов, которые круто перепели «Personal Jesus» Depeche Mode. С контрабасом и фортепиано, как доктор прописал. За окном тем временем пошёл густой снег, и совсем притихли вороны. Слышно даже, как ветер завывает. Снежные хлопья бесшумно бьются о стекло. Так как у меня нет в доме турки, кофе я варю в маленькой алюминиевой кастрюльке из набора детских игрушек «Хозяюшка». Мэйд ин СССР. ГОСТ 6254-75. И ниибёт. - Добротная музация с утра пораньше – залог хорошего дня в целом. И наоборот, - сообщает Димон, хрустя пластиковыми батлами. – Однажды на рассвете мои соседи за стеной громко слушали «Гражданскую оборону». - Громко разговаривают, стучат молотком или трахаются, - заметил я. – Громко слушать – это как? - Зануда. Так вот. Соседи слушали «ГэО». Поневоле завтыкал вместе с ними и я. А вечером того же дня меня свинтили менты за распитие в общественном месте. - У моего шефа недавно машину угнали. Он Розенбаума всегда слушает. Это как-то взаимосвязано? – спросила Маша. - Кофе готов, - говорю. - Водник тоже. Чуваки, готовьте холодные компрессы, Маша обещала нам бомбу. Мы идём в спальню. Садимся на ковёр, образуя небольшой круг. Снег на улице припустился так, что уже не видать соседние дома. Замечательная погода, когда сидишь дома. Лики святых взирают с календарей на Димона с Машей. Я предусмотрительно уселся к ним затылком. Понеслась. Стоп! Забыл проверить заперта ли входная дверь. Теперь можно. Взрывай. Прав. Симеона Богоприимца и Анны пророчицы, мч. Иулиана, прпп. Варсонофия Великого и Иоанна Пророка, восход-заход, заход-восход, заходзаход, прп. Петра Галатийского и мч. Максима, заход-восход, восход-восход, ыыыыы я так думаю, что вчера вечером мы задумали вместе писать повесть об интеграции республики Беларусь на… Рабочее название: «Зубр и Арлекин». Идея пришла внезапно, когда мы ближе к полуночи скользили вдоль набережной, то и дело, падая на покрытую льдом мостовую. «Как начнём?» - спросил я, отряхивая пуховик от снега. «Начнём вдумчиво, но незатейливо, - отвечал Димон. - Например, так: «Мороз крепчал…» Затем добавил: «И танки наши быстры». «Причём здесь танки?» - «Как это причём? Звучит. Мороз крепчал и танки наши быстры». Ага. Да. Звучит. Да. Звучит. Если вдуматься. Да. Звучит. Ага. Ага. Нет. Повесть – это мелко. Мы напишем роман. Без начала и конца. Про большую, но несчастную любовь. Все романы об этом. Дездемона задушена, Каренина вдребезги, Пенелопа вяжет носки, кругом одно несчастье. У Флобера – несчастье, у Бальзака – несчастье, у Мопассана – несчастье, у Пушкина – одно сплошное несчастье, у Достоевского – вообще полный мрак. И у Толстого счастья нет и у Шекспира все мучаются. И у Лермонтова… А потом мы были громадными улитками. Спали и висели на собственной слюне. Проснулись и поползли, оставляя за собой склизкий след самое себя. Димон: А может быть вам прочесть отрывки из моего юношеского дневника? Что? Да, я вёл дневник. Он у меня в рюкзаке. Слушайте. «Fuck! Где я, мать вашу, где я? Меня окружает пошлость и пошлость. Пошлость и инфляция. И пошлость. Скучные люди, глупые женщины. Нет ничего страшнее, оскорбительнее пошлости, глупых женщин и инфляции. Бежать отсюда, бежать немедленно. Куда? Да хоть в Анголу, защищать демократию». Чувствуете? Ощущаете? Записи не лишены литературности и художественной экспрессии. Боюсь даже представить, что будет, когда я возьмусь за перо по-настоящему… [ поминовение всех усопших, пострадавших в годину гонений за веру Христову, бессребренников мчч. Кира и Иоанна и с ними мцц. Афанасии и дщерей её и ныне и присно ] Маша: Мальчики, там пиво в морозилке не замёрзло ещё? Я хочу пива и тёплы плед. Слава, у тебя есть тёплы плед? Был? А где он сейчас? Какая жуткая зима. Помнишь, в декабре мы лепили снеговиков? Ты назвал своего Вольтер и хотел соблазнить меня, мерзавец. Я подкралась к тебе сзади, в смысле со спины, и сказала: «Гав!», а ты вздрогнул и проглотил залпом полбутылки коньяка, а потом мы погасили свет и резали в потёмках лимоны, ты орал: «Маша, режь лимоны!» и смеялся, как ненормальный. Кто-нибудь сходит за пивом, а? Я: Маша, режь лимоны. Маша: Маньяк. Я: Ага. И эрудит. Временами меня тяготит моя эрудиция. Я такой умный, что даже страшно. Выхожу недавно ночью покурить на балкон, смотрю на небо и вдруг понимаю, что млечный путь сейчас в этот самый момент явление свойственное духу, а значит, все мы и в самом деле такие, какими хотим быть. Димон: При чём здесь эрудиция, болван? Я называю такие моменты – внезапное сатори. Но это ерунда. Я, чуваки, эрудит вообще нереальный. Сижу как-то в гостях, чаи гоняю, веду светские беседы. Подкатываю между делом к одной блондинке… Маша: Не отвлекайся. Димон: Да. Беру со стола книгу, открываю наугад, читаю: «Никитин приятно улыбался и помогал Мане угощать гостей, но после обеда пошёл к себе в кабинет и заперся». Понимаете о чём я, наркоманы? Я: Пока не очень. По стилю предложение похоже на русскую прозу конца девятнадцатого, начала двадцатого столетия от эР Ха. Предположительно Чехов или Сологуб какой-нибудь. Димон: Хуяссе. Точно. Ладно, ты тоже эрудит, но я побольше твоего. Я только на пятой, а то и на десятой минуте матча врубился, что «Мане» - это дательный падеж от женского славянского имени «Маня», а не французский маляр-импрессионист, нарисовавший «Олимпию». Я: Бывает. Чем ты закинулся до этого? Маша: А я иногда как подумаю, сколько всего происходит прямо сейчас, в эту самую секунду, прямо пальцы на ногах мёрзнут. Вот Димон допивает бутылку пива, а где-то на другом конце земного шара новый Оппенгеймер придумал такую новогоднюю хлопушку, что, хрусть! и пополам. Димон: Что пополам? Маша: Всё. [ блгв. Вел. Кн. Юрия Всеволодовича Владимирского, прп. Кирилла Новоезерского, сщмчч. Сергия, Феодора, Аркадия, Бориса и Господеви работающе, добрым подвигом подвизающееся, течение наше скончаем и сподобимся в Небесном Царствии купно с вами всегда пети и славити пресвятое и великолепое ] (ЗАНАВЕС)

Оригинал текста - http://teplovoz.com/creo/18700.html